«Последняя роль Соломона Михоэлса»
.
Режиссер, известный далеко за пределами своей родины Республики Молдова, отмечает свой День Рождения. 24 февраля родился Илья (Иосиф) Филиппович Шац — режиссер, актер, педагог Академии театра, музыки и живописи, Мастер искусств, Народный артист Молдовы, Член Союза театральных деятелей РМ.
Шац – лауреат премии «Лучший режиссер года», лауреат Международных фестивалей Латвии, Германии, Австрии и Южной Кореи, фестиваля «Балтийский Дом» в Санкт-Петербурге. Замечательный режиссер, он собрал множество высоких наград, в числе которых Приз Международного театрального фестиваля «One man show» (Молдова), Приз за режиссерское решение «Контрабас» (Россия, Москва), Гран-при Международного театрального фестиваля в Польше (Вроцлав).
Незадолго до Дня рождения имениннику пришли сообщение и афиша о том, что американский театр «By The Way» привёз в Торонто премьеру пьесы Зиновия Сагалова «Последняя роль Соломона Михоэлса» в постановке его, Иосифа Шаца, которую СМИ не обошли вниманием.
«Тот же зал, тот же театр, тот же режиссер-постановщик, что и у представленной в январе трагикомедии » Селфи со склерозом», но всё иначе…
Вернее, показан иной срез советской истории, в котором комичного ничтожно мало, как соли — в правильно приготовленном блюде, а трагичного — как у Софокла или Эсхила. Это не гипербола, ибо, как древнегреческие герои пытались противостоять уготованной им судьбе/фатуму/року, чтобы после всех своих безуспешных попыток сопротивления всё же исполнить предначертанное с точностью до буквы, так же были обречены попытки противостоять коммунистической уничтожающей машине или, хотя бы, сохранить душу в сталинском царстве дьявола…
Жизнь и смерть Соломона Михоэлса (в исполнении Вячеслава Кагановича) рассказана им самим и его второй женой, Анастасией Потоцкой-Михоэлс (Марина Карманова). Это история местечкового еврея, ставшего королём сцены, и его любви к наследнице польских графов. Театр — на языке идиш, который сейчас практически полностью забыт. Но в 1930-40-е он был с детства известен большинству советских евреев. Это был язык, связывающий жителей крупных городов с их предками, выживавшими в нищих местечках. Язык, являющийся смесью устаревшей формы немецкого, иврита и нескольких европейских языков, менявшихся от диалекта к диалекту.
Помимо евреев-ашкеназов, никто в Москве 1940-х идиш не знал. Тем не менее, и Анастасия Потоцкая, влюбившаяся в маленького, откровенно некрасивого Михоэлса, и великий актер Василий Качалов, и великий тенор Иван Козловский восхищались игрой Соломона. Не понимая языка, они могли оценить только мимику, жесты, интонацию, и этого достаточно для зрителей, если “бессловесная” часть актерской работы настолько ярка, что компенсирует непонимание языка. Иначе говоря, это редкий дар, коим обладают лишь немногие волшебники сцены, способные перевоплощаться так точно, что знание языка перестаёт быть важным для зрителя. Насколько этот дар редок? Вспомните, сколько Вы, дорогой читатель, посетили спектаклей на языках, которые не знаете совсем. И не просто высидели в зале, а наслаждались.
В сталинском Союзе приближенные к власти представители культурной элиты были прекрасно осведомлены о том, “куда ветер дует”, поэтому, навестить семью убитого властями Михоэлса — было проявлением гражданской смелости. Тратить её на никчемных, не особо ярких, тем паче, бездарных людей в конце 1940-х никто бы не стал. И эта дань памяти деятелей культуры, которым было, что терять и которые знали, что на самом деле рискуют всем, была куда более подчёркнутым, чем любовь еврейской публики, признанием актерского и режиссерского таланта Соломона Михоэлса.
Зиновий Сагалов взял за основу исторический материал — письма, дневники, воспоминания, документы, которые скрепил светлой, пронзительной любовью, а Илья Шац — передал нам. На сцене всего два актера — Он (Вячеслав Каганович) и Она (Марина Карманова). Они. Перед нами — настоящие Михоэлс и Потоцкая! Пожилой еврей с самоиронией, компенсирующей комплексы, и женщина, чьё внутреннее достоинство наполняет атмосферу, как аромат французских духов. Муж и жена. Человек искусства, религиозный и суеверный, сумевший обаять человека науки. На деле же персонажей больше, и два актера представляют их попеременно. Эти персонажи не имеют телесного облика: Театр (Искусство), Честность, Достоинство. Еврейство, Время, Любовь.
Театр — это то, что все знают, хотя не все понимают, однако, несмотря на непонимание, любят. Театр — это форма создания и передачи эмоций на расстояние. Переживания возникают на сцене, благодаря перипетиям сюжета и не просто отражаются в душах зрителей, но резонируют с ними, вызывают ответную реакцию, взрыв эмоций. Правда, нельзя передать то, что не появилось. Акт творения предшествует всему остальному. Актёр должен создать эмоции в себе. Он должен быть и топливом, и спичкой, которое поджигает топливо. Словно “альфа и омега, начало и конец”. Но у актера нет ничего, если нет зрителя. Когда зал пуст, актёр превращается в обычного человека. Есть зритель — начинается волшебное превращение!
Вячеслав Каганович нашел точную интонацию для своего героя — это комик, смешной, немного нелепый, чуть парадоксальный, иногда мудрый в этой своей парадоксальности, но, всё же, именно комик. Таким был Михоэлс. И вдруг за десяток-другой секунд молчаливого перемещения по сцене, место смешного еврея занимает король Лир, скатывающийся в безумие, но почти на пороге смерти осознавший свои прежние ошибки. И мучающийся от невозможности их исправить.
Время сделало из Михоэлса трагическую фигуру. Он пытался быть самим собой, хотя эпоха была такой, когда быть собой — значило восходить на эшафот. Михоэлс изменялся под влиянием любви — и к Анастасии Потоцкой, и к своим зрителям, и к множеству людей, просивших его помощи или совета. Эти изменения позволяли ему остаться самим собой, не стать “перчаточной куклой” властей бесчеловечного режима, без внутреннего содержания и собственной формы.
В жестокую сталинскую эпоху достоинство сохраняло куда больше людей, чем порой представляется. Быть честным во всём было практически невозможно — за это уничтожали сразу. Тем ценнее были отдельные достойные поступки десятков, сотен и тысяч людей. Михоэлс был таким, Потоцкая была, как и другие в их окружении, и “простые” люди, далёкие от культурной и научной элиты.
Идишкейт, что означает “еврейство”, еврейскую жизнь, еврейскую культуру в её восточно-европейском варианте — это еще один бестелесный и неназванный персонаж пьесы. Еврейский театр, ставивший спектакли на еврейском языке. Тысячи евреев, еще не окончательно забывших о своих корнях, не отказавшихся от своей общности, и посещавших спектакли этого театра. И точная привязка ко времени: Михоэлса убили в ночь с 12 на 13 января 1948 года, а 14 мая — через 4 месяца — было провозглашено создание государства Израиль. И предвосхищение радости от этого события у советских евреев — один из источников, возможно, главный, антисемитской кампании, начатой коммунистами сразу после убийства Михоэлса. По иронии, новосозданному еврейскому государству не нужен был театр на идиш, но в послевоенном сталинском СССР еврейский театр, пока его не закрыли, был одним из немногих оставшихся способов сохранить еврейскую идентичность.
В Новом завете есть слова, что Бог есть любовь. Именно любовь, par excellence, делает нас лучше. Приобретенная или утраченная, любовь меняет всё. В “Последней роли Соломона Михоэлса” у титульного героя не одна любовь – и жену любит, и театр, и еврейство. Не в равной степени, но делит свои чувства, своё время, так как не представляет себя без каждого из этих измерений своей души. Анастасия Потоцкая свою любовь не делит. И эта безраздельная любовь становится на три порядка сильнее любви разделенной. Марина Карманова нашла в рассказе о любимом человеке своей героини психологически точную грань, перемещаясь от восторженно-светлых воспоминаний к подступившим, усилием воли остановленным слезам, буквально за секунды. Это — огромный талант!
Она — наследница графов Потоцких, но в большей степени — женщина, желавшая сдержать слово, данное любимому. Громкие рыдания — демонстрация эгоизма, скорбь о собственных проблемах, а не о любимом человеке. Искренние слёзы о любви — те, что сдержал, что не заслоняют красоту воспоминаний, не отрицают существование этой любви.
Наверное, безраздельная любовь героини Кармановой перевешивает значимость сказанного и сделанного Михоэлсом. Почему? Пьеса, как жанр, сводится к попыткам за несколько часов “на живую нитку” нанизать главнейшие события в жизни персонажа, чтобы зрители согласились с логикой его поступков и, в идеале, объединились с ним настолько, чтобы переживать те же эмоции. Исторические события и известные из письменных источников слова Соломона Михоэлса полны трагедии, но без любви Потоцкой, так точно показанной Мариной Кармановой, все эти факты распадались бы, как бусинки с порвавшейся нити.
“Последняя роль Соломона Михоэлса” держится на проникновенности чувств Потоцкой, именно они делают происходящее драмой, именно они — главная искра для создаваемых на сцене эмоций. Очень сильная пьеса. Замечательная постановка Иосифа Шаца. Великолепная актерская игра. Потрясающе точное музыкальное оформление».
P.S. Редакция международной независимой информационно-аналитической платформы kommersantinfo.com присоединяется к многочисленным поздравлениям, поступающим в эти дни в адрес именинника. Мы желаем Иосифу Шацу крепкого здоровья и новых творческих успехов.
