Трюфель на мамалыге: гастрономический дзен в сердце Молдовы

Часть I. Где еда — не стиль, а разговор.

Меня зовут Харуки Сато. Я родом из Киото, держу там небольшой, но уважаемый ресторан. Не люблю пафос, люблю еду. Еду настоящую — ту, в которой есть душа. Именно поэтому я приехал в Кишинёв.

Да, звучит неожиданно. Но, услышав от коллег о стране, где вино льётся как беседа у костра, где в парках пахнет цветущей сливой, а в мамалыге — вековая память, я купил билет. Пожал плечами. И полетел.

Компания подобралась что надо: Анна — искусствовед из Берлина, тонкая, всё время делает фото старинных дверей, дверных ручек и тарелок, говорит, что «контекст — важнее объекта». Марко — архитектор из Рима, живёт эмоциями, говорит громко, смеётся ещё громче, заказывает самые жирные блюда. Я — японец с ножом в виртуальном багаже и мечтой попробовать всё.

Первой остановкой стал ресторан SOL. Он — как спокойная гравюра: натуральное дерево, полутени, игра света. Молчаливый официант будто плыл, а не шёл.

Нам принесли тартар из говядины с угрём и соусом из копчёных желтков, оформленный как японский сад: идеально выверенные формы, микрозелень, как мох, рядом — аккуратная капля трюфельного масла, будто капля дождя на камне. К нему — бокал Feteasca Regală: лёгкий, почти невесомый, с цветочной нотой, которая осталась у меня на нёбе, как шёпот.

На горячее — утка с гратеном из батата и соусом жу из красной смородины. Это была симфония с резким вступлением и мягким аккордом в конце. Мясо — розовое, живое, как закат. Соус — тонкий, терпкий, не перебивал, а продолжал. Десерт — Черничный Баскский чизкейк. Не сладкий, а честный. Как и весь SOL. Всё — выверено, без одной лишней ноты.

Потом — Lazy Crazy. Если SOL — это тишина храма в горах, то Crazy — это улица в Сеуле в пятницу вечером. Шум, свет, скорость. Мы сели у окна. Я заказал токпокки — острые корейские рисовые палочки. Горячие, прилипшие друг к другу, будто сплочённая семья — в густом соусе, огненном, с перцем, который делает губы глупо счастливыми.

Рамен — жирный, плотный, почти кричащий. Идеальный бульон, яйцо как полумесяц в небе. Десерт — панакота Jiggly Cat. Почти как у бабушки. Правда.

Родное пиво Asahi, пощекотав язык своим свежим вкусом и хрустящими нотками “каракучи”, идеально утолило жажду. Бармен подмигнул. Поняли друг друга без слов.

Дальше был Gastrobar. Это когда серьёзный шеф решает расслабиться, но всё равно остаётся перфекционистом. Интерьер — кирпич, сталь и свет. Осьминог на гриле с капонатой — словно море перед бурей. Чизбургер с трюфелем — декаданс на булочке. Торт «Длинный шоколад» с шариком мороженого — как откровение. К нему — бокал красного Rara Neagră, чуть дикого, как голос Анны, когда она говорит о немецком экспрессионизме.

Pegas — мясо. Это просто мясо. Марко аж встал, когда принесли Мраморный стейк. Мясо, розовый срез, сок блестит. Это праздник. Я взял тартар из лосося с авокадо и икрой — легкий, как разговор о погоде. Вино — Merlot, густое, зрелое. Мы молчали и ели. Бывает так.

А потом был La Plăcinte. И там случилось чудо. Я заказал сармале. Я не знал, как их есть. Начал вилкой, пытался ножом. Старушка за соседним столом подошла, молча взяла мою руку и показала: «Вот так». Как мать. Я ел, и будто бы ел воспоминания. Потом была мамалыга. Горячая, чуть липкая, с брынзой и сметаной. Простая, как утро. Плацинда с вишней — завершение, как хайку.

Что мне понравилось в Кишинёве? Люди. Пища. Свет. Пыль в лучах солнца. Честность. Здесь еда — не стиль, а разговор. Она не делает вид. Она — настоящая. Как и мы в тот теплый вечер в парке Валя Морилор, где Марко пил вино из бумажного стаканчика, Анна лежала на траве, а я думал, что, может быть, стоит открыть второй ресторан. Тут, где солнце вкуснее, чем где бы то ни было.

Продолжение следует

Для этого потребуется сделать 3 шага в сторону незабываемой коллаборации!