Нынешний год для писателя Вадима Чиркова — юбилейный! Шестьдесят лет назад он переехал из Одессы в Кишинев, работал в газетах «Молодежь Молдавии», «Советская Молдавия», «Юный ленинец», написал более 20 сценариев документальных лент для киностудии «Молдова — фильм». Его первые книги для детей и взрослых начали выходить именно в Кишинёве.
Уже двадцать лет Вадим Чирков — лауреат целого ряда международных литературных премий — живёт в Нью-Йорке. Читателям полюбились такие книги автора, как «Кукурузные человечки», «Страшно, весело, чудесно», «Дай, оглянусь» и многие другие. Специально для kommersantinfo Вадим Чирков написал серию рассказов о том, как «приживаются» на американской земле мигранты, в частности — представители племени «Homo soveticus».
Мексика, мы, текила
Как бы кого не обидеть… Толерантность, политкорректность – шагу теперь не ступишь, чтобы не оглянуться по сторонам. Короче (и это важно для сюжета): экскурсионный автобус, держащий курс на Мексику, был набит пожилыми людьми, весьма пожилыми. За какие-то заслуги внуки отправили в дальнюю поездку свою 95-летнюю бабушку, которая на остановках всегда заходила в мужской туалет, недоумённо взирая на присутствующую там сильную половину человечества. В компанию вояжёров входил даже старичок в инвалидной коляске. В общем, если совсем коротко, экскурсионный комфортабельный автобус представлял собой дом на колесиках, заполненный «нашими» престарелыми иммигрантами, путешествующими в Мехико-сити. Не буду описывать поездку пространно, у меня другая задача.
Старинные здания вперемешку с небоскребами – норма для Северной и Южной Америк. Удивило «обрамление» столицы. Мехико со всех сторон окружен, как шея африканки – бесчисленными бусами, миллионами глиняных лачужек, лепящихся друг к дружке, стоящих одна на голове другой. Это соты, слепленные тесно, как семечки подсолнуха. Там наверняка нет ни электричества, ни водопровода, ни газа, ни «приличных» туалетов. Где работают, чем занимаются, что едят, что пьют жители лачужек – непонятно.
После этого начинаются древние пирамиды. Некоторые – самые высокие, громадные – поражают титаническим трудом, вложенным в них, бесчисленными ступенями наверх, куда забираться нужно не меньше часа. Сразу возникают вопросы о неизмеримом могуществе власть имущих, о религии и божествах древних жителей этих мест, в честь которых совершались подвиги, в виде строительства гигантских пирамид.
Разумеется, информация об этом доступна – сняты десятки фильмов о мексиканских пирамидах. Интересно другое. Экскурсантов у подножия сооружений немедленно окружают местные, плохо одетые умельцы, которые настойчиво предлагают купить поделки «под старину» – каменный топор, с лезвием из обсидиана, лавового камня, фигурки божеств из того же материала и другую всячину. Я не удержался и приобрёл роскошно разукрашенный топор, повесил его дома на стене гостиной вместе с бумерангами из Австралии, чтобы никто из гостей не сомневался в моей воинственности. (Я увлекся описанием Мексики, хотя мыслил рассказать об остром эпизоде, ну да Мексика описания стоит!)
Гид во время движения автобуса не умолкал, в США это – престижная профессия, и они стараются вовсю, соревнуясь с конкурентами. Перед нами, с его слов, возникла история Мексики – войны, революции, вожди, интриги, убийства. Собственно, всё это уже знакомо по другим странам (читай «Гамлета» или историю Людовика XVI). Отдыхали мы от политического пласта на остановках, глядя, к примеру, на спокойный дымок, струящийся над вулканом Попокатопетль. Наконец, автобус подкатил к объекту, ради приключения в котором я и затеял рассказ о Мексике.
Здесь расположена плантация садовых деревьев и голубой агавы, из которой «гонят» знаменитую текилу. Кстати, слово Мексика, в переводе с ацтекского, означает «место, где растет агава». Но главным поначалу оказался не этот суккулент, а сувенирный магазин, где на стеллажах располагались поделки из обсидиана, магматического «однородного вулканического стекла, «кипяченого» и прошедшего через быстрое охлаждение расплавленных горных пород». Абсолютно черный, блестящий и хрупкий материал, однако, поддающийся рукам и инструментам умельцев. Узорчатые чаши, кувшины, оружие, статуэтки божков и зверей, карнавальные обсидиановые маски, ожерелья, амулеты, цветы, шахматы – всё это богатство поражает не меньше, чем пирамиды.
После магазина, уже с покупками, туристы вышли к плантации агавы. Здесь, стоя между стрелолистых и, в самом деле, голубоватых кустов, местный экскурсовод поведала нам секреты и легендарного растения, и напитка из него. Примерно, так: «…бог послал с неба молнию, которая попала в агаву. Растение раскололось, его середина закоптилась и запеклась, из неё стал вытекать сок. Спустя некоторое время, жители близлежащего племени ощутили аромат, исходящий от агавы, пострадавшей от молнии и решили попробовать забродивший сок. Напиток так понравился ацтекам, что они приняли его за дар богов…»
История самой текилы фактически начинается в 1530-м году, когда капитан испанского судна Христофор де Окате прибыл в Мексику и основал в ней город Текила. К тому времени конкистадоры уже потребляли полюбившийся им крепкий бренди, и слабоалкогольный агавовый ферментированный напиток не понравился им. Тогда они решили использовать известный метод перегонки, при помощи медного куба, что повысило крепость исходного продукта и пришлось по вкусу завоевателям.
Пожилые наши туристы внимательно слушали скороговорку мексиканки, потом упрощенный перевод ее слов, и очень оживились, когда она закончила лекцию словами: «…один из сортов текилы в Мексике называют «восходом солнца» и предпочитают пить его по утрам».
Экскурсовод взмахом руки пригласила всех в зал, напоминавший салун, встала за стойку и сообщила, что теперь можно бесплатно отведать текилу, дар богов. Это было зрелище! Наша орава (простите, толерантность и политкорректность) ринулась к стойке. Впереди всех катил колясочник. 95-летняя бабулька, не расслышав и половины, поторопилась занять место у раздачи в первых рядах. У стойки образовалась толпа, начались толкания, переговоры, привычный шум застолья наполнил «салун».
Текилу наливали в аптекарские прозрачные мензурки, но можно было выпить две, а то и три, да и все пять: мексиканка-экскурсовод, с невозмутимым, как у обсидианового божка лицом, послушно выполняла заказы – плантации агавы в Мексике бесконечны, как поля пшеницы в России…
Позже, в Акапулько, я испытал дежа вю. Паром шел по заливу к океану, на высоких обрывистых берегах справа и слева белели виллы, от них сбегали вниз лестницы, к стоящим у пирсов нарядным яхтам. Палубу парома ярко освещала стойка с бесплатной текилой, правда, на этот раз её разливали в приличной ёмкости стаканчики, и не толпилась у стойки наша мексиканская орава.
Dan prikass…
Баскетбольного роста чернокожая девица катила перед собой инвалидную коляску, в которой полулежал крохотный, с большой белой шевелюрой, старичок. Он был настолько мал, что свернулся в коляске калачиком.
К старикам, потерявшим возможность передвигаться самостоятельно, да и ко всем, кто нуждается в помощи (сходить в магазин, аптеку, вывести на прогулку), в Америке, за счёт государства, «прикрепляется» хоуматтендант. Сопровождающий, помощник – это одна из американских профессий, чтобы ее получить, надо полгода проучиться на специальных курсах, ибо старики бывают и вовсе неподвижные. Помощниками служат белые и черные, молодые и пожилые, а также «русские» – бывшие бухгалтеры, музыканты, инженеры, химики, учителя. У моего соседа в хоуматтендантах ходил бывший подводник, капитан второго ранга, замполит, и был очень этой работе рад.
Всё это – преамбула к этой сценке, которую мне посчастливилось увидеть своими глазами. Я обходил девицу со старичком в коляске и тут услышал его голос. Иногда к русскому пациенту попадает в помощники американка, которой надо просто толкать перед собой коляску с безмолвным инвалидом, способным лишь смотреть блеклыми глазами в небо. А этот patient оказался говорящим, да еще каким! Ему мало было говорить самому, требовалось еще, чтобы отвечали. Но как общаться с американкой, когда она – ни бельмеса по-русски, а он не знает английского, кроме двух-трех слов? И наш старичок взялся учить «баскетболистку» русскому языку.
Поравнявшись с ним, я услышал их диалог и ушам своим не поверил. Проговорив фразу, старичок потребовал: «Repeat! Повторяй! Ну, что ты молчишь? Repeat!» И помощница – пациент всегда прав – стала послушно повторять, старательно выговаривая непонятные слова, оказавшиеся советской революционной песней: «Dan prikass yemoo na Zapat, yеi f-f drooguyu storonoo…»
Жить – стоит!
Даже в самой отталкивающей работе, кроме денег, которые она даёт, надо постараться найти что-то, согревающее душу. В Америке большинство иммигрантов меняет профессию. Инженеры, врачи, химики, физики, учителя, писатели – все подрабатывают, кто шофёром, кто уборщиком, кто хоуматтендантом, бэбиситтером, мойщиком машин, хандимэном, парковщиком, а кто-то раздаёт флайеры на улицах.
Мой приятель, весьма учёный человек, по заказу одной компании, фиксировал на «проблемных» участках дороги, с помощью специального пульта, проезжающие туда-сюда автомобили. Попробуйте-ка посчитать пролетающие авто Нью-Йорка – их миллионы. Так вот, мимо нашего счетовода проходили и люди, мужчины и женщины. Мужчины иногда интересовались: «Что считаете?» — «Машины» — «Угу». Женщины любопытнее: «Что считаете?» — «Хорошеньких женщин». Хорошенькое женское личико приближается к окошку: «А зачем?». Ответ приходит сам собой: «Чтобы знать, для чего жить» — «А-а…».
Женщина делает с десяток шагов, вдруг поворачивается и снова проходит мимо. И опять возвращается, её лицо возникает в проёме окна. Жить – стоит, жить – стоит, жить – стоит…
Ода к радости
Сценка на Брайтонском бордвоке (многокилометровый дощатый прогулочный настил). Женщина, лет 35, с высветленными волосами, катит перед собой инвалидную коляску с худенькой старушкой – точной копией тех, кого рисуют художники, изображая глубокую старость: вязаная шапочка до ушей, согнутая спина, бессильно поникшая голова и круглые очочки на носу, глаза закрыты.
Спит? Вот только руки ее, крупные кисти с длинными пальцами, подергиваются на коленях, покрытых пледом. И вдруг я замечаю: не подергиваются, как от Паркинсона, а… играют! Я всматриваюсь – да, старушка, обратив растянутый на коленях плед в клавиатуру фортепиано или даже концертного рояля, играет – я чувствую это – классическую музыку!
Наверное, по движению рук можно было определить, что она играла, но я – не музыкант, я не смог, только почему-то показалось, по исходящей от этой маленькой старушки энергетике, по её прикрытым в упоении глазам, что это был Бетховен.
Вадим Чирков
Специально для kommersantinfo.com
Нью-Йорк — Кишинев