Взаимный цугцванг и Третья мировая?

Share

В ноябре 1918 года завершилась Первая мировая война, и 100 – летие этого события ознаменовалось серьезными мероприятиями, с участием глав ведущих государств мира. Дань исторической памяти была отдана, и это – важно. Но важнее, скорей, сама возможность для мировых лидеров встретиться, проанализировать события прошлого и не допускать взаимного цугцванга, грозящего их повторением в будущем. Для этого не имеет значения, 100 лет прошло, 101 год или 120.

Была ли эта война неизбежной? Большинство историков сходятся на том, что да. Турбулентность стремительно нарастала и достигла предела, колониальная система еще функционировала, но уже на исходе, развивающиеся капиталистические державы нуждались в жестком переделе рынков и новых ресурсных базах. Какие выводы были сделаны из происшедшего, ответ, по сей день, не очевиден.

 

Первая мировая настолько напугала тогдашнюю Европу, что ее лидеры, во избежание новой войны, готовы были во всем потворствовать Гитлеру. Вкупе с неизбежным мировым «крестовым походом» против коммунизма в России, такая реакция породила еще более страшное явление — Вторую мировую.

Год назад, на мероприятиях в честь 100-летия окончания Первой мировой войны, Дональд Туск призвал Европу не повторять события её начала.

«Я говорю здесь о подъеме национализма и антиевропейского, и не только риторического, настроения во многих европейских столицах. Это пока не относится к сегодняшним лидерам, но эти силы растут на наших глазах. Это силы, которые поддерживают конфликт, а не сотрудничество, дезинтеграцию, а не интеграцию, — заявил он. — Когда я путешествую по Европе, у меня иногда складывается впечатление, что во многих европейских столицах есть партии и политики, которые ждут, когда произойдет ситуация, как с эрцгерцогом Фердинандом. Они ждут этого конфликта мечты, который изменит мировой порядок и европейский порядок, основанный на сохранении общих принципов и ценностей».

Слова Туска — несомненно, выражение страха, который нынешняя, пока еще правящая, европейская бюрократия испытывает перед ростом популярности крайне правых и крайне левых партий, а также — евроскептиков. Хотя это –неизбежный ответ на ту политику, которую они, евробюрократы, проводят все последние годы, и за которую отчаянно цепляются, несмотря на рост недоверия к ней по всей Европе. И если еще 10 лет назад правящей верхушке удавалось стабилизировать положение в Евросоюзе, то вскоре последовали события, серьезно подорвавшие конструкцию этого образования. Первым звоночком стал мировой кризис 2008-го года, заметно усиливший пропасть между богатыми и бедными странами, заставив одни из них применять к другим отнюдь не союзнические методы, навязывая свою волю силой — к счастью, пока не военной. Наиболее ярко это проявилось в Греции, но кризис серьезно пошатнул и экономики таких старейших стран ЕС, как Италия и Испания, изменив их роль и положение в объединении.
Серьезным ударом не только по экономике Евросоюза, но и по его единству стал миграционный кризис, спровоцированный попытками ведущих стран ЕС поиграть в неоколониализм в Ливии и Сирии, что привело к нескончаемым войнам, закрыться от которых Брюсселю изначально было невозможно. Миграционный кризис посеял между странами Европы еще больше недоверия, а политика канцлера ФРГ Ангелы Меркель в отношении миграции стала, пожалуй, основной подсечкой для Европы в 21 веке.

Впрочем, не менее сильный удар — британский референдум о выходе из ЕС, который предсказуемо для одних, но шокирующе для других показал, что массовое недовольство Брюсселем в одной конкретно взятой стране может поставить под сомнение те основы, на которых долгие годы стоял Евросоюз. И какая страна — Великобритания. Да, она в ЕС всегда держалась особняком, но была одной из его ведущих экономик, где работала едва ли не половина Восточной Европы, содержание которой ложилось бременем на Западную.

Предельно жесткая позиция Брюсселя по условиям Брексита стала той самой реакцией, которую часто проявляют начинающие водители, оказавшиеся впервые в жизни в критической ситуации — они давят на педаль газа вместо тормоза. Желание во что бы то ни стало наказать Лондон, продемонстрировав другим, что их ожидает, если они последуют его примеру, не привело к укреплению единства ЕС, скорее, наоборот. Британия из ЕС еще не вышла и неизвестно, насколько затянется этот процесс, но она продолжает быть одной из кормовых баз экономики союза, находясь при этом в тяжелейшем политическом кризисе. В ней сменяется уже третье после референдума правительство, которое, тоже не факт, что проработает долго.

Политический кризис может возникнуть и в Германии — ведущей стране объединения. Ангела Меркель уходит из политики, кто займет ее место, и каким при новом канцлере будет позиция Германии в Европе? Перманентные политические кризисы продолжаются в Италии и Испании. Каталония, похоже, взяла твердый курс на отделение, а непродуманные и непоследовательные действия Мадрида этому только способствуют. Вслед за Каталонией могут ожить и другие, спящие много лет, внутренние конфликты как этнического, так и экономического толка, на севере Италии, в Шотландии, Ирландии, на Корсике, во Фландрии, Баварии, Валлонии, Фарерах, Трансильвании — список длинный!
И, все же, ситуация была бы не столь драматичной, если бы ее не усугубляли внешние факторы в мире, в котором опять растёт турбулентность.

В первую очередь, это уже упомянутый Ближний Восток, который разворошили не без участия самих европейцев. «Арабская весна» породила не только невиданный за последние десятилетия миграционный кризис, но и небывалый всплеск терроризма, перекинувшийся на Европу. Мадрид, Лондон, Берлин, Париж — почти все крупные европейские столицы испытали это на себе, набрал популярность «домашний джихад», который ведут на улицах европейских городов урожденные европейцы-исламисты. Несмотря на это, ЕС и не думает пересматривать свою политику в отношении Ближнего Востока, поддерживая тлеющий пожар войны. Апофеоз кошмара — запрещенное в России «Исламское государство», которое, несмотря на продекларированный разгром, продолжает экспансию по всему миру. Очагом напряженности остается Афганистан, где война идет уже не только между правительством и радикальными группировками, а между самими этими группировками, угрожая стабильности всего региона. Наконец, остается напряженность в отношениях ЕС с Турцией, которая в ответ на нежелание Европы идти ей навстречу, нанесла той удар ниже пояса — начала депортировать исламистов.

Еще один серьезный фактор нестабильности — украинский кризис, не прекращающийся шестой год, война идет у самых границ Евросоюза. И еще есть Балканы — в сердце самой Европы, многочисленные конфликты которых до сих пор не урегулированы и могут полыхнуть новой войной. Признание Косова — один из череды недалёких шагов европейских политиков на этом направлении.

Что гораздо хуже, украинский кризис породил напряженность в отношениях с Россией, которые хоть и не были безоблачными в 2013 году, но динамично развивались. Тогда серьёзно говорили о единой Европе от Владивостока до Гибралтара, поднимался вопрос о введении безвизового режима и даже единого экономического пространства. Все оказалось перечеркнуто страхом, который Евросоюз испытал перед перспективой возрождения России в качестве сильной, пусть даже региональной, державы. Европейцев понять можно. Уже Вторая Мировая война породила стремление в зародыше давить любые попытки пересмотра границ, любые стремления государств к исправлению исторической несправедливости, которые приравнивались к покушению на ценности демократии и устоев миропорядка. Итогом стала санкционная война, в которую Европа позволила втянуть себя Соединенным Штатам, тупик, который признают практически все европейские политики.
Кроме того, конфронтация с Россией фактически привела к явлению, которое многие уже окрестили новой Холодной войной, со всеми вытекающими: гонкой вооружений, культивированием страха перед реальным военным столкновением, созданием образа врага. Это открыло широчайшие возможности для стран-лимитрофов Восточной Европы держать в напряжении своих соседей по ЕС, пугая их перспективами неизбежной «российской агрессии». И вирусу русофобии оказались подвержены практически все — чего стоит «дело Скрипалей», спровоцировавшее абсурдные дипломатические войны с Москвой? А истерики по поводу «вмешательств» в выборы, калькой снятые с ситуации в США?

Можно сказать, что во всё это европейцев втянула Америка, которая все годы после Второй мировой фактически управляла Западной, а последние 30 лет — уже всей Европой. Вишенкой на торте стал приход к власти Дональда Трампа, ломающего устоявшийся формат трансатлантических отношений. Сюда относится усугубляющееся противостояние с Россией, продолжение опаснейшей (в первую очередь — для Европы, а не для США, которые привыкли «отсиживаться за океаном») политики на Ближнем Востоке, конфликт с Ираном, с которым предшественник Трампа вместе с Россией и ЕС заключил такую трудную сделку, конфликт, в который своими санкциями Вашингтон неизбежно втягивает Европу.Наконец, это торговые войны с Китаем, бьющие по всей мировой экономике. И, как продолжение курса make America great again, торговые войны уже с самой Европой, ультиматумы по поводу финансирования НАТО.

Если вначале европейские лидеры верили, что смогут «пересидеть» Трампа, что тому не удастся разрушить устои, на которых десятилетиями строилось взаимодействие США и ЕС, то сегодня в Брюсселе, очевидно, наступило осознание того, что как прежде уже не будет и надо как-то пытаться «выплывать» самим. Отсюда все эти разговоры о европейской армии и крахе веры в США, как в гаранта стабильности.

Проблема в том, что в Европе нет лидера, который мог бы взять на себя миссию по приспособлению ЕС к новой реальности. Его и не может быть в нынешней структуре объединения. Особенно, на фоне политических кризисов в его ведущих государствах. Роль такого лидера пытается играть ставший в 2017 году президентом Франции Эммануэль Макрон, успевший отметиться целым рядом громких заявлений и попытками налаживания международных контактов от имени всей Европы. Макрон и с Трампом пытается договориться (при этом, напоминая о необходимости самим обеспечивать свою безопасность, констатируя «смерть мозга НАТО»), и с китайцами подружиться, и даже наладить отношения с Москвой, совершая порой эпатажные для евробюрократии действия, приглашая в Париж Владимира Путина накануне саммита ЕС, беря на себя ответственность нового «лидера» Евросоюза, который упорно продвигает свою модель выстраивания международных отношений, не советуясь ни с кем.

В Европе далеко не все в восторге от его инициатив, и еще большой вопрос, получат они практическое воплощение, для чего французскому лидеру необходима поддержка других стран, либо останутся пафосными речами и геополитическими измышлениями. Одним из таких полетов геополитической мысли новоявленного, самопровозглашенного, в условиях ухода Меркель, лидера Европы стало недавнее интервью Economist, в котором Макрон предположил три сценария развития России. В первом он фантазирует на тему, при каких условиях РФ могла бы стать «супердержавой», и сам же отмечает, что это нереалистично. Интересны два других варианта, один из которых предполагает «сбалансированное сотрудничество» Москвы и Брюсселя. При этом, Макрон не поясняет, каким образом оно может развиваться в условиях, когда Европа упорно не желает отменять санкции (сам Макрон ни разу не заикнулся о необходимости снятия ограничений), и когда уже не только в Польше и Прибалтике называют Россию наиболее потенциальным противником в войне, которая «может разразиться уже завтра».

Согласно второму сценарию, Москва могла бы сконцентрироваться на развитии евразийского проекта, но эта ниша занята Китаем, а российский лидер никогда не пойдет в подчинение Пекину. Абсурдность этого заявления наглядно демонстрирует иррациональный страх Европы перед разворотом России на Восток. Но ведь для того, чтобы развернуть ее на Запад, Евросоюз не делает ничего, как раз наоборот. Парадокс. Но он очень точно характеризует растерянность ЕС, отсутствие понимания того, куда движется мир, и как им, европейцам, занять в нем достойное место. И сам Макрон, при всем уважении к его кипучей деятельности на международных площадках, на роль лидера и идеолога новой Европы не тянет.

Драматичности ситуации добавляет неопределенность в том, кто станет президентом США уже через год. Будет это Трамп, и продолжит он и дальше подрывать мировую стабильность (выход из ДРСМД и неизбежное непродление СНВ-3  провоцируют гонку вооружений и перспективы Третьей мировой войны, в конце 20 века ушедшие в небытие). Или все вернется «на круги своя», к радости правящей евробюрократии? Хотя, даже если вернется, мир прежним уже не будет. Очевидно, что понимание этого в Европе есть. Но до сих пор нет понимания того, как с этим жить.

В 30-е годы прошлого века Советский Союз делал неоднократные попытки предостеречь мир, но тот, видимо, извлек слишком поверхностные уроки из Первой мировой, что и породило Вторую. Готов ли мир лицом к лицу столкнуться с угрозой Третьей и избежать ее хотя бы в последний момент? Вопрос, ответ на который следовало бы искать постоянно, а не только в годовщины окончания прошлых войн.

Дмитрий Родионов,
директор Центра геополитических исследований Института инновационного развития

в сокращении

От редакции:  20 ноября 1945 года начался суд над военными преступниками Третьего рейха, получивший название Нюрнбергского процесса, и сегодня -74 годовщина начала его первого исторического заседания. Суду были преданы высшие государственные и военные деятели фашистской Германии, всем им предъявили обвинение в совершении тягчайших преступлений против человечности.

В Первой мировой войне на полях сражений погибли 10 миллионов человек, численность жертв гражданского населения оценивается в 12 миллионов, во Второй – до 80 миллионов человек, с учетом военных и гражданского населения. Эта статистика – маркер нашей способности обдумывать каждый шаг своей жизнедеятельности, видеть перспективу своих поступков, их влияния на сохранение мира и предотвращение Третьей мировой войны, которой способствуют локальные конфликты. Сегодня  за спокойствие на планете мы отвечаем спокойствием в регионе – тем, кого выбираем и кому делегируем полномочия в сохранении мира, тем, какую гражданскую позицию занимаем, и насколько она весома – осознанная позиция большинства.