Эвклид Кюрдзидис: «Ничего Случайного в Жизни Не Бывает»

Октябрь в Молдове великолепен – теплый, солнечный, урожайный. Вот и прилепились к нему самые массовые и популярные в народе праздники – храмы городов и сел,  День вина, кинофестиваль «Свидание с Россией. Свидание с Москвой». В этом году он посвящен Иону Друцэ, в честь которого культурный бомонд Москвы представил кинопоказы и музыкальную программу в Кишинёве, Бельцах, Твардице и Кагуле.

 Самый теплый вечер фестивальной недели пришелся на Твардицу. Южный поселок встретил солнцем. Здесь многое еще почти по-летнему: звенит нагретый воздух, зеленеют лесополосы вокруг, птицы поют. Вот только дорога подкачала —  встряска и для организма, и для автомобиля. Но через несколько минут досаду нивелирует запах жарящегося на вертеле барашка. Пока перепахивали дороги  Гагаузии, поминая ее башкана на каждой яме, – проголодались. Мини-фестиваль, который  «на ура» проводит в Твардице президент известного винно-коньячного холдинга Vinimpex – меценат Николай Луцик, так и называется: «МОЛДАВСКОЕ ВИНО И РОССИЙСКОЕ КИНО’’. Поэтому,  в празднике приняли участие уже хорошо знакомые и горячо любимые твардичанами Владимир Пирожок, его тезка — Владимир Пресняков (старший), Александр Журбин, Евгений Герчаков  и Эвклид Кюрдзидис, Ольга Варвус и Анна Комкина. Это была одна из особенностей вечера – какая-то неповторимая синергия местных жителей  и приезжих актеров. Мы, приглашенные гости, тоже пели и танцевали с талантливыми болгарскими и молдавскими коллективами и российскими звездами кино и эстрады, при этом, не забывая дегустировать великолепные напитки и лакомиться местной кухней. В перерыве между своими выступлениями со мной побеседовал интеллигентный,  доброжелательный,  популярный, но совсем не «звездный» Эвклид Кюрдзидис — Заслуженный артист России.

— Эвклид, местные жители относятся к вам как-то по-родственному. Вы не впервые приезжаете сюда?

— Уже в четвертый раз. Однажды, по приглашению бывшего руководителя  Госфильмофонда Николая Михайловича Бородачева,  я попал на один из первых фестивалей «Свидание с Россией. Свидание с Москвой», где и познакомился с Николаем Григорьевичем Луциком. С тех пор Твардица —  часть моего сердца и души. Больше всего мне здесь нравятся люди – открытые, улыбчивые. Хотя они такие трудолюбивые, и я знаю много трудолюбивых людей, но у них от трудолюбия на лице печать какая-то, может быть, усталости. А у этих людей ее нет, они так же трудятся с утра до ночи, но улыбаются, танцуют и поют.  Вы видели? Они ведь не артисты. Это  люди, которые завтра встанут в 6 утра и будут работать, а после этого  станут учиться танцу и пению.  Я такой народ просто обожаю. Любой – молдавский, болгарский, русский, греческий. Людей  таких обожаю.

— Они чувствуют вкус жизни.

— Они умеют жить здесь и сейчас. Молдавия такая солнечная, такая гостеприимная и такая щедрая!  Мне жаль,  что есть какая — то техническая граница между нами. Но это не мешает, абсолютно не мешает вот так встречаться,  общаться, радоваться. Испытывать удовольствие от разности и черпать друг в друге  важные  вещи. Не обязательны слова. Можно глядя в глаза наполняться взаимопониманием, доверием, симпатией.

— Вы что-то почерпнули здесь для себя? Что-то подсмотрели в этих людях, что, может быть, пригодится вам в профессии?

— Я черпаю. И разные вещи. Гагаузы — это один народ, молдаване – другой, болгары — третий. И у каждого – свои особенности. Здесь и греки есть. Уже  другие греки, совсем не похожие на тех, что  живут в Греции. Я встречаюсь с ними — в Тирасполе, с гагаузами — в Комрате, с болгарами — в Твардице, с молдаванами – в Кишиневе. И все время заимствую у всех них, заимствую.

— Вы – этнический грек, но родились не в Греции.

— Да, я родился в Советском Союзе. Бабушки — дедушки все из Греции, сестра старшая там родилась, а я — так получилось – здесь.

— Что вы в себе греческого ощущаете?

— Все. Как и все русское, кстати.

— И как этот симбиоз? Противоречий нет?

— Мои родственники говорят мне: какой ты грек, ты живешь в России. А я отвечаю им: я — счастливый грек,  потому что в вас живет одна великая культура, а во мне — две.

—  Эвклид, а за что вас так привечают твардичане, все-таки?

— После первого же знакомства с Николаем Григорьевичем, мы очень  подружились с ним, и я даже был приглашен в Твардицу,  в качестве Короля Лозы, где сроднился и с жителями этого замечательного места.

— Они научили Вас обрезке винограда?

— Да. Я теперь умею обрезать лозу, не поверите, и очень горд этим. Понимаете, Ольга,  вино — это же тоже искусство. Как древние греки  испытывали удовольствие не от напивания, а от ощущения  ажурности вкуса  вина, так и виноделы  в Молдавии, в Твардице, мне кажется, чувствуют то же самое. Поэтому у них получается особое вино. Я теперь знаю, что такое Турбурелла.

  — Очень  мелодично звучит, но правильное название немного прозаичней: тулбурел.

— ТУЛБУРЕЛ?

  — Да, это муст или виноградный сок. Вкусная вещь, я его тоже очень люблю.

— Чудесная вещь. В Твардице вообще  выпускают продукцию,  аналогов которой нет в мире: феерическое шампанское с перламутом, вы пробовали,  шампанское в металлических баночках с удивительно свежим вкусом, коньяк 25- летний божественный. Хотя греки выпускают «Метаксу» на лепестках роз удивительную, но у Николая Григорьевича такой «теплый» коньяк, на который я уже подсадил Ларису  Гузееву, Тамару Гвердцители, Александра и Екатерину Стриженовых и других своих друзей…

—  Так он вас вербует – Николай Григорьевич.

— Да уж  завербовал. Мне кажется, все это для него не столько бизнес, сколько любовь к делу. Мы интересны друг другу в разных сферах только по качеству любви к тому, что  делаем.  Когда ты просто зарабатываешь деньги в кино — это неинтересно абсолютно. Когда ты просто зарабатываешь деньги в бизнесе — это неинтересно абсолютно. Умение дарить людям что — то очень важное — вот главное.  А Вино — это пища Богов.

— Вы сами умеете делать вино?

— Умел. В юношестве занимался виноделием, причем спонтанно, вдруг. Я делал наливки очень вкусные.

— Я считала, что как представитель  греческого народа, славящегося выращиванием винограда и производством напитков из него,  вы это умеете  делать априори.

— Сейчас уже нет, не умею. Столько  лет прошло. Сейчас я занимаюсь только искусством кинематографа и театра.

— Вы сказали,  что главное для вас — дарить любовь окружающим. Через роли?

— Я получаю очень много писем из разных городов и стран. Мне ценно, что кому — то какая-то моя роль доставила удовольствие, кому- то — радость, кого- то вытащила из тяжелой ситуации. Может быть,  нескромно говорить об этом, но вы задали этот вопрос, и я отвечаю. Если я чувствую, что  действительно кого- то спасаю, кому- то помогаю, у кого- то вызываю улыбку, вижу, как светятся радостью глаза, я себя ощущаю счастливым.

— Какая ваша любимая роль в кино?

— Ну,  их много, более 70 ролей. Может, пару- тройку я бы не называл, а остальные: конечно, это – «Мой личный враг», роль аристократа Филиппа Бовэ, очень романтическая.  Это —  главный вор в законе Дато Пачулия в сериале «Одесса – мама». Роли в фильмах: «Война»- Алексея Балабанова, «Спецназ»- Андрея Малюкова, «Оперативный псевдоним 2» – Сергея Виноградова,  «От 180 и выше» —  Александра Стриженова.

— С каким-то персонажем вы себя идентифицируете?  Приходилось играть «почти себя»?

— Нет. Я очень хотел бы быть чем-то похожим на Филиппа Бовэ, чем — то — на Дато Пачулия из «Одесса- мама». Может быть, даже играл чуточку идеал, к которому бы стремился.

— Наверняка,  очень интересно проживать много жизней в течение одной?

— Так я для этого и выбрал профессию актера. Понимаете, Оля,  мне было бы скучно заниматься одним и тем же ремеслом многие — многие годы. А съемочная площадка дает возможность быть и романтическим героем, и трагическим персонажем, врачом, хулиганом или жуликом.

— Если б не стали актером,  какую профессию выбрали бы?

— Только врача.

—  Хирурга? Терапевта?

— Неважно. ВРАЧА. Того,  кто лечит тело. Ведь сейчас я в той профессии, которая, надеюсь, лечит душу.

— Эвклид,  насколько скромным можно считать вмешательство личного «Я», индивидуальности актера в воплощаемый им образ? Модификацию его,  согласно лишь собственным представлениям или видению режиссера?

— Актер на сцене не может быть скромным.

— Я не об актере сейчас говорю — о профессии. Роли, которые  играет актер, бывают  очень ответственными. Одно дело – играть нарицательный, собирательный образ, другое – образ конкретной исторической личности: Ленина, Сталина, Петра I . Я не уверена, что  воплотила бы на сцене аутентичный образ королевы Елизаветы Английской. Образ, может, и воплотила бы – он близок мне, но насколько правдиво, не исказив? Оставалась бы это реальная Елизавета?

— Почему же? Мне предлагали сняться в роли Сталина,  сценарий мне очень нравился.  Я знал, как я его сыграю.  Мне очень хотелось показать историю любви этого тирана. И это было бы  НЕ искажение образа. – Может,  через мою историю  он стал бы более понятным всем. НЕ ОПРАВДЫВАЮЩИМСЯ, а ПОНЯТНЫМ.  Мне не удалось сыграть Сталина, и картина, которая вышла, не выиграла от этого, кстати.

— Ну, так значит, они уже пожалели об этом.

— Мне очень хотелось бы  прикоснуться к величайшим людям и даже тиранам,  и попытаться понять их. Я играл в «Судьбе государя» Наполеона на французском языке. Своего Наполеона.  Правда, было совсем немного экранного времени,  но все равно я прикоснулся к этому персонажу. Знаете, актерская профессия прекрасна тем, что ты можешь играть до 90-100 лет. Были бы разум и память.

— От множества ролей нет в голове многоголосья — по Достоевскому? 

— Нет, к счастью – нет.

—  Вы не ловите себя иногда на том, что говорите не свои слова, а из какой-то роли? Ведь столько готовых ответов в памяти.

— Часто те слова, которые были в ролях и были для меня самые важные,  я вдруг понимаю, что произношу,  потому что для меня они были сквозным действием в роли, где для меня была важна  суть героя.  И когда ты проживаешь персонажа,  то вдруг его слова становятся твоими словами… да,  это — да.

— Как домашние относятся к Вашей работе?

— Они уважают эту непростую профессию. Мои домашние даже на миг не могут вообразить себя на моем месте,  они все время  об этом говорят, не представляют, как  это возможно. И  уважают ее очень.

—  А есть элемент какого- то недоверия в семье – к вашим словам, жестам?

— В семье – нет. Есть недоверие у журналистов, например, и тех, кто не близок ко мне.  Они не могут понять,  я играю сейчас в жизни или нет. Но, на мой взгляд,  настоящий актер не умеет играть в реальной жизни.

— Не умеет или …

— Не умеет.

— Эвклид, сколько лет вы в профессии?

— В профессии я с 14 лет, так что, уже — 35 . А в  кино — 28 лет.

— Солидно. Вы чувствуете себя мэтром?

— О нет, если бы. Тогда бы я  вам сейчас не стал давать интервью.

— Прервемся? 

— Я шучу, шучу.

— Ну, тогда продолжим.  Какое место в вашей жизни занимает театр?

— К сожалению, театр занимает в моей жизни маленькое место, но в моем сердце — самое главное.

—  В чем отличие съемочной площадки от театральной сцены? В отдаленности  зрителя от актера?  В миге, который можно или нельзя переиграть?

— Театр — это религия, в театре ты должен выйти на сцену и умереть. А кино — чудо, волшебство какое- то. Вот просто неведомое вообще. И если в театре мне понятны некоторые законы, то в кино я не могу их уловить. Вроде, ты ничего такого  особенного не сделал на площадке, а там есть что — то, стоящее за кадром, ты ощущаешь, что есть. И зритель чувствует. Или, наоборот, ты  сделал все, ты выложился в роли, а кадр ничего этого не показал. Знаете, многие великие режиссеры любят снимать абсолютно непрофессиональных артистов, ты смотришь картину, и даже не понимаешь, не видишь, что это с улицы человек. Но удивительно в кино то, что можно снять очень талантливо непрофессионального артиста и очень неталантливо — великого артиста. Это вот чудо, которое я не понимаю в кино.

— В каком театре вы служите?

—  Я служу в театре Армена Борисовича Джигарханяна, но играю в разных театрах. Занят в одном  спектакле Независимого Театрального Проекта на сцене театра Моссовета, и еще в одном — на сцене театра Хазанова.

— Вы — любимый артист какого-то режиссера?

— Если бы я знал об этом.

 — Может, догадываетесь? Кто вас снимает чаще всего?

— Марк  Горобец – украинский, кстати, режиссер. Про отношение ко мне надо у него спрашивать.  Но я его очень люблю.

— С ним легко?

— С ним — ответственно. И мне это по душе.

— Какие роли Вам больше всего  нравятся: героические, драматические, комедийные?

— Те роли,  в которые я влюблен. Вот  читаю я сценарий и влюбился в него, в  своего героя. И понимаю, что хочу его играть. Мне неважно,  большая это роль или маленькая, отрицательная  или положительная. Это не имеет для меня значения абсолютно. Я, актер,  должен своего персонажа ПОЛЮБИТЬ, чтобы потом его полюбил кто- то другой, зритель. Вот такой у меня критерий выбора роли.

— Над чем Вы сейчас работаете? Есть перспективный проект?

— Вы знаете, есть, конечно, есть. Я готовлюсь сыграть возрастную роль в кино. История, описанная в сценарии, тронула меня до глубины души. Вот  ничего случайного в жизни не бывает. НИ — ЧЕ — ГО.  Персонаж, которого я хочу  играть, его принципы — это мои принципы,  хотя ему 80 лет, а мне вполовину  меньше.

 —  Вы будете играть старца?

— Да,  и не боюсь этого.  Буду пытаться, пробовать.  Мне нравится его стремление к мечте, несмотря на возраст. Я очень  серьезно к этой работе отношусь.

— Эвклид, я желаю Вам успехов в новом проекте и  буду присматривать за Вами.

— Спасибо большое, Ольга, приходите, пожалуйста, на съемки.

 

Интервью вела  Ольга БЕРЕЗОВСКАЯ
kommersantinfo.com